Он не знал, были ли в его роду способные повара, но подозревал, что может убить одним чизкейком. ©
Последнее время меня занимает слово «цикличность». Я смутно понимаю, что вся та хрень, которая со мной творится – она уже была. Да, я и оставался один, без друзей, еды и денег, я клал большой и толстый на свой внешний вид, я спал сутками. Было. Я лежал на полу, придумывая себе какую-нибудь цель в жизни, пусть мелкую и заурядную – но чтоб была, потому что бесцельно я жить не могу. Сразу начинаю чахнуть, рефлексировать и желать смерти. Да, такие люди еще есть.
И вся моя безразличная усталость уже случалась, и желание изменить все, переписать жизнь начисто тоже вовсе не новье. Но в итоге я брожу по душному кругу повторений, как зацикленная кассета, без конца талдычащая одно и то же. Так мы крутим одну и ту же аудиозапись, которая запала в душу, не желая слушать больше ничего. И через какое-то время она точно так же нам надоедает.
Я все жду, что мне однажды надоест окончательно жизнь. Как я себе это представляю? Без малейших проблем. Это будет заурядный вторник, или, быть может, четверг. На улице будет шелестеть дождь – под него как-то легче раскапывать зарубцевавшиеся раны. Я приду усталым домой, не желая делать ничего из составленного списка вещей, сяду подальше от источников любого шума и буду думать. Я методично взвешу все, что успел сделать и то, что я могу сделать в будущем. Проникнусь тем, что я мою работу выбрали мне родители и она медленно опустошает меня изнутри, лишает воображения и возможности творить. Я точно знаю, что буду одинок, и неважно, кто будет рядом. Этого одиночества слишком много у меня внутри, так что либо партнер сбежит, либо ему будет на меня плевать. Что еще? У меня не будет денег, чтобы поехать куда-то за границу и насытиться новыми впечатлениями и солнцем. У меня не будет друзей, которым я мог бы раскрыться, чтобы поделить свою боль на части поменьше, чтобы они не душили меня.
Я приму тот факт, что уже не смогу измениться, сделать что-то выдающееся, за что меня бы запомнили, и что цели мои – жалкие подменыши чего-то настоящего. Я вздохну, потому что все это действительно грустно и стоит того, чтобы вздохнуть, и пойду искать свою смерть. Скорее всего, это будет смертельная доза лекарств. Я непременно удостоверюсь, что меня не откачают, напишу завещание на кого-нибудь, а может, на какой-нибудь приют для кошек. И обязательно попрошу не зарывать мое тело, а кремировать. Не хочу, чтобы в моих внутренностях копошились черви, а «безутешные» пересмешники топтались у памятника, гадая, почему человек с неплохой зарплатой и полной семьей совершил такую дурость.
Напоследок я вдоволь наемся сладкого и немного почитаю любимых книг. Было бы неплохо, если бы я так и умер – с книгой в руках. Быть может, моя душа соскользнет в мир, который сотворил не я, и в котором возможно все. В котором мне не придется ежедневно ломать себя, много улыбаться и делать то, чего я никогда не хотел делать.
И да, я мечтал стать писателем или журналистом.
И вся моя безразличная усталость уже случалась, и желание изменить все, переписать жизнь начисто тоже вовсе не новье. Но в итоге я брожу по душному кругу повторений, как зацикленная кассета, без конца талдычащая одно и то же. Так мы крутим одну и ту же аудиозапись, которая запала в душу, не желая слушать больше ничего. И через какое-то время она точно так же нам надоедает.
Я все жду, что мне однажды надоест окончательно жизнь. Как я себе это представляю? Без малейших проблем. Это будет заурядный вторник, или, быть может, четверг. На улице будет шелестеть дождь – под него как-то легче раскапывать зарубцевавшиеся раны. Я приду усталым домой, не желая делать ничего из составленного списка вещей, сяду подальше от источников любого шума и буду думать. Я методично взвешу все, что успел сделать и то, что я могу сделать в будущем. Проникнусь тем, что я мою работу выбрали мне родители и она медленно опустошает меня изнутри, лишает воображения и возможности творить. Я точно знаю, что буду одинок, и неважно, кто будет рядом. Этого одиночества слишком много у меня внутри, так что либо партнер сбежит, либо ему будет на меня плевать. Что еще? У меня не будет денег, чтобы поехать куда-то за границу и насытиться новыми впечатлениями и солнцем. У меня не будет друзей, которым я мог бы раскрыться, чтобы поделить свою боль на части поменьше, чтобы они не душили меня.
Я приму тот факт, что уже не смогу измениться, сделать что-то выдающееся, за что меня бы запомнили, и что цели мои – жалкие подменыши чего-то настоящего. Я вздохну, потому что все это действительно грустно и стоит того, чтобы вздохнуть, и пойду искать свою смерть. Скорее всего, это будет смертельная доза лекарств. Я непременно удостоверюсь, что меня не откачают, напишу завещание на кого-нибудь, а может, на какой-нибудь приют для кошек. И обязательно попрошу не зарывать мое тело, а кремировать. Не хочу, чтобы в моих внутренностях копошились черви, а «безутешные» пересмешники топтались у памятника, гадая, почему человек с неплохой зарплатой и полной семьей совершил такую дурость.
Напоследок я вдоволь наемся сладкого и немного почитаю любимых книг. Было бы неплохо, если бы я так и умер – с книгой в руках. Быть может, моя душа соскользнет в мир, который сотворил не я, и в котором возможно все. В котором мне не придется ежедневно ломать себя, много улыбаться и делать то, чего я никогда не хотел делать.
И да, я мечтал стать писателем или журналистом.